Пуатевенская гончая

Пуатевенская гончая

Пуатевенские гончие происходят, несомненно, от одного общего корня с сентонжскими и вандейскими, т. е. от белых королевских, тем более что все эти местности смежны; всего более подходят они к сентонжам, с которыми многими смешиваются. У старинных авторов о пуатевенах не упоминается (?), и из немногих косвенных указаний можно заключить, что прежде они мало отличались от сентонжей. Современные пуатевены, говорит барон Лекутё, оставшиеся в незначительном количестве, имеют позднейшее происхождение и ведут родословную от собак de Larye, лимузенского дворянина, родом шотландца. Как он вывел своих гончих — улучшением ли местных или скрещиванием с шотландскими (дирхоундами?) — неизвестно, продолжает барон. Граф Лекутё полагает, что порода de Larye выведена из помеси сентонжей с нормандцами: от первых она получила стройное и легкое сложение и верхнее чутье, а от нормандцев выпуклый(?) череп, сильно выдающийся гребень и постанов (низкий) хвоста, очень длинного, также ширину и силу членов; последняя же порода дала, наконец, и рыжие отметины, так как сентонжи вовсе их не имели, а пуатевены всегда трехцветные. Трудно согласиться с мнениями обоих Лекутё, особливо относительно участия каких-то шотландских собак, под которыми, конечно, подразумеваются дирхоунды, хотя пуатевены, как и все гончие типа белых королевских, имели очевидную подмесь борзой крови. Ничего общего с тяжелыми массивными и сырыми нормандцами стройные и борзоватые пуатевены также не имеют. Между тем не подлежит никакому сомнению, что в новейших пуатевенах течет кровь брудастых: ни одна порода французских гладкошерстных, даже нормандская, которая содержит несомненную примесь грифонов (рыжих бретонских и серых Св. Людовика), не имеет такой сравнительно длинной и грубой псовины на теле, тем более на гачах и гоне. Самый характер пуатевенов — беспокойный и нетерпеливый — обличает в них потомка грифона, а не сентонжа и нормандца. Голосами также они приближаются к грифонам. Всего проще и естественнее, конечно, будет предположение, что одним из родичей собак de Larye были красно-пегие грифоны соседней Вандеи или же багряные бретонские, и даже странно, как это не пришло в голову барону Лекутё, увлекшемуся шотландским происхождением самого de Larye. Тем не менее современные пуатевены не могут быть названы чистокровными потомками гончих de Larye, в свою очередь значительно уклонившихся от первоначального типа. По преданию, или, вернее, рассказам стариков охотников, собаки de Larye, погибшего на эшафоте, были или перебиты, или рассеялись; уцелели две или три; из них остался в живых только один выжлец, который, будучи повязан с сентонжскими и нечистокровными выжловками с примесью пуатевенов de Larye, и был родоначальником новейшей расы пуатевенов XIX столетия. По другой версии, последние произошли от одной пары гончих породы de Larye, уцелевших у одного пуатевенского дворянина, который, чтобы сохранить их, обрезал им хвосты и уши. По описанию барона Лекутё, пуатевенские гончие имели (в 50-х годах) следующие признаки: рост около 23 д. (62 с.), т. е. средний; красивую, сухую, продолговатую голову, несколько заостренную и горбоносую; живые и умные глаза; довольно (?) короткие, но чрезвычайно тонкие и шелковистые уши, свернутые трубкой; длинную шею; глубокую грудь; выгнутую спину; сдавленные бока (лещеватость); несколько длинную и грубую псовину, более густую на гачах и гоне, что свидетельствовало о выносливости; масть трехцветную. Ла Бланшер говорит, что пуатевены имели слишком длинную и остроносую морду, что уши были поставлены низко, что псовина их несколько жестка для гладкошерстной легавой, окрас черно-пегий в подпалинах и с черными и красными (рыжими) отметинами; сложены крепче сентонжей. Граф Лекутё повторяет описание барона Лекутё, но прибавляет им росту (от 63 до 70 см.) и замечает, что пуатевены (de Larye) отличались особенно плоскими и широкими мускулами, как у нормандцев, и что это было очень важным признаком породы. Гончие de Larye, как достоверно известно, имели превосходные рабочие качества и протяжные, очень звонкие голоса. Тонкость их чутья была необычайная: они чуяли волчьи следы за 500 и более метров и скакали галопом по старому следу; сильное чутье, по мнению графа Лекутё, обусловливалось именно их горбоносостью (!). Выносливости они были замечательной. В доказательство последней приводится (бароном Лекутё) случай, что гончие de Larye, гнавшие по волку в продолжение дня, преследовали зверя и на другое утро. По русской мерке, это не доказывает большой паратости; на самом деле гончие de Larye были trйs colleйs б la voix, что, вероятно, находилось в связи с манерой их держать понуро шею; вообще в чаще и тростниках они гоняли лучше, чем в чистолесье. Пуатевены считаются лучшими волкогонами, и хотя не отличались паратостью, но все-таки легко сганивали прибылого декабрьского волка. Недостатки гончих de Larye, вернее, их потомков заключались в нетерпеливом и беспокойном их характере как в лесу, так и дома, на псарне, в чрезвычайной трудности выкормки и воспитания; граф Лекутё говорит, что они в течение более 20 лет были подвержены кровотечениям из носу — болезни, которая грозит расе полным исчезновением. Вместо того чтобы разыскать неродственных гончих той же породы, довольно распространенной в Верхнем Пуату, французские охотники стали прибегать ко всеобщей панацее — подмеси крови фоксхоундов. Скрещивания эти начались еще лет 40 назад 1а Debutrie и графом de la Besge, которые вязали английских выжлецов с пуатевенскими выжловками, причем помеси вышли очень удачными. В настоящее время англо-пуатевены принадлежат к числу очень распространенных вымесков, хотя теперь уже начинают поглощаться англо-сентонжами, с которыми скрещивались ради их замечательной крепости и железного здоровья, так как кровотечение из носу унаследовали и англо-пуатевены. Последние, однако, шире и сложены сильнее, чем англо-сентонжи; голова у них длиннее, уже и суше (костистее), уши более плоски и менее свернуты, ноги толще; масть трехцветная, часто чепрачная (manteau noir, bordй de rouge); желтых бровей не бывает. Они очень вязки, имеют хорошие, мелодичные (flutйe) и протяжные голоса. Всего охотнее также гоняют по волкам. В конце 80-х и начале 90-х годов лучшею стаей пуатевенов считалась стая известного парфорсного охотника Servant (недавно прекратившего охоту), который вывел своих собак от почти чистокровных собак с небольшою примесью английской крови, купленных у Поля Кальяра в 1877 году. П. Жерюзе совершенно основательно полагает, что при однократном скрещивании двух рас (в дальнейшем ведении полукровных собак) неизбежен возврат к более старому и устойчивому типу. Так как, по его мнению, английские собаки представляют из себя смесь различных французских (как будто все современные французские гончие не такая же смесь; дело в позднейшей примеси борзой к фоксхоунду и образцовом подборе) с подбором наиболее паратых производителей, то французская кровь очень скоро осиливает и английского почти ничего (?) не остается. С 1877 года к гончим Сервана не прибавлялось ни одной капли английской крови, а потому их можно считать пуатевенами и сказать, что это чистокровные собаки, улучшенные подбором (?). Конечно, 20 лет для собачьей породы означает не менее десяти поколений, и в этом периоде времени можно, пожалуй, вывести новую породу, но нельзя не заметить, что современные пуатевены имеют очень сложное происхождение: корень — белые королевские, затем сентонжи с какой-то примесью образуют старинных пуатевенов (прошлого столетия); de Larye смешивает их с грифонами, охотники времен Реставрации опять с сентонжами, наконец, наши современники прибавляют английскую кровь. Во всяком случае, английские фоксхоунды чистокровнее этих пуатевенов и большинства других французских пород, т. к. уже около столетия ведутся многими английскими охотниками в совершенной чистоте. Из этого, однако, нисколько не следует, чтобы фоксхоундов можно было считать настоящими гончими, а не полуборзыми-полугончими, какими они и есть на деле.

Примечания

(1) Jullien. «La chasse, son histoire et sa lйgislation», стр. 53.

(2) Сидоний Аполлинарий. Epistolae, lib. IV. 21.

(3) Крестовый поход Людовика Святого.

(4) Jullien. La chasse, son histoire, 650.

(5) Надо полагать, что испанские гончие, родоначальники гасконских с одной стороны, отличались именно этою мастью и главным образом темно-красными отметинами.

(6) Граф де Шабо почему-то называет этих собак гончими Верхнего Пуату.

(7) Только Ла Бланшер, наоборот, утверждает, что вандейцы начинают работать очень молодыми и легко воспитываются.

(8) Бекман говорит в своей книге («Rassen d. Hundes»), ссылаясь на статью графа de Resulat «Chasses en Franche-Comtй, avant et aprиs la Rиvolution 1789» («Journ. des Chasseurs», XXI), что в конце прошлого столетия в Восточной Франции была порода желто-пегих заячьих гончих, вывезенных из Швейцарии и называвшихся фарфоровыми.

(9) Е. Д. Артынов, говоря о голосах (русских) гончих, говорит, что во Франции и Швейцарии (см. далее) есть породы гончих, в которых постоянный зарев (собственно залив) есть общее свойство их голосов, это т. н. chiens hurleurs или chiens chanteurs. Залив этих собак совершенно особенный и действительно напоминает пение (которое, впрочем, не произвело на Артынова хорошего впечатления). Такой же голос имела также одна гончая, кажется, породы артуа у одного русского охотника.

(10) Saintonge — прежняя провинция Западной Франции, составляющая теперь большую часть департамента Нижней Шаранты.

(11) В этой серой отметине надо видеть признак отдаленной подмеси серых брудастых гончих.

(12) Ла Бланшер писал, однако (в 1874 г.), что сентонжи еще велись внуком Сан-Лежье.