Польско-русские гончие

Польско-русские гончие

Несмотря на то что охота с гончими с давних времен пользовалась большим почетом у поляков, во всей сравнительно с русской крайне бедной польской охотничьей литературе, сполна мною собранной, нет решительно ничего о породах местных гончих. В первой охотничьей книге, описывающей специально охоту с гончими, Яна Остророга, вышедшей в XVII столетии, говорится только о лечении, наганивании гончих и охоте с ними, а о ладах собак приводится несколько общих фраз. То же полнейшее игнорирование пород замечается и в позднейших сочинениях, даже вышедших во второй половине XIX столетия. Как это ни странно, но польские гончие описывались только на русском языке и притом русскими охотниками исключительно в журналах «Природа и охота» и «Охотничья газета». Сведения, ими сообщаемые, с первого взгляда довольно полны, но на самом деле очень отрывочны, сбивчивы и противоречивы, и для того чтобы вполне разобраться в этих сведениях, надо прожить много лет в Западной России с целью изучения гончих, много ездить, проверить описания пород по указаниям старых охотников-поляков, разыскать старинные портреты гончих, по слухам имеющиеся у многих польских магнатов, и наконец, порыться в архивах и библиотеках и поискать, не найдется ли где печатных и письменных сообщений об охоте с гончими и о гончих собаках, доставлявшихся из Франции и Германии. Может быть, со временем выставки собак в Варшаве принесут большую пользу в этом отношении и дадут возможность ознакомиться с имеющимся налицо материалом и уцелевшими породами и разновидностями. Киевские выставки, к сожалению, до сих пор не привели в этом отношении ни к каким положительным результатам, и никаких ни местных, ни польских пород и разновидностей на них не показывалось. Любовь к охоте с гончими унаследована поляками от французов, с которыми они были в постоянных сношениях начиная с XVI столетия. От них они и получили сан-губеров, от которых произошла главная и наиболее типичная порода т. н. тяжелых польских. Польские короли и магнаты имели парфорсные стаи и охотились на французский лад, борзые всегда исполняли у них довольно жалкую роль резервов. С течением времени парфорсная охота заменилась ружейною, которая началась здесь очень рано — в XVII веке, тогда же было написано руководство к ней (Остророга). Порода или, точнее, породы французских гончих постепенно смешивались с местными охотничьими собаками (тоже северного типа) и различными расами немецких, курляндских и русских гончих, образовав большое количество подпород и разновидностей, особенно в местностях, смежных с Великороссией. По-видимому, эти разновидности настолько перемешались между собою, что ни одна из них не имеет постоянных, точно определенных признаков. Главная причина тому — почти полное отсутствие стай и больших псарен, на которых всегда заботились об однотипности собак. Псовых охотников в северо-западных губерниях, даже в юго-западных и Могилевской и Черниговской губерниях, очень мало, и они держат гончих английских и англо-русских; в Привисленье же после восстания и освобождения крестьян псовая охота окончательно исчезла. Во всей Западной России, включая Прибалтийские губернии, громадное большинство охотится с ружьем, и если держат гончих, то 1—2 смычка. Хотя в некоторых местностях, наприм., в Северо-Западном крае, вообще в Литве, гончих собак больше, чем легавых, но здесь, кажется, обращают внимание только на качество гончих и не обращают никакого внимания на их внешность, имея самые смутные понятия не только о породах, но и о ладах вообще гончей. Знакомство русских охотников с польскими гончими, главным образом тяжелыми как самыми типичными, начинается в конце прошлого столетия. Выше было упомянуто, что ссыльные польские конфедераты привели в Костромскую и Вологодскую губернии гончих Св. Губерта. Огромное количество тяжелых польских и огаров было доставлено в центральные губернии после наполеоновских войн. Все эти гончие в скором времени смешались с местными русскими, послужив только к ухудшению их охотничьих качеств и очень мало облагородив их грубую, дворноковатую наружность и обманув расчеты отставных офицеров-помещиков, прельщенных внушительным видом польских гончих и литовских огаров. (92) После первого польского восстания повторилось то же самое: отставные военные снова привели в свои имения массу польских гончих, а сосланные поляки положили основание русской ружейной охоте с гончими, до того времени в центральных губерниях неизвестной. Но особенное значение приобрела эта охота в шестидесятых годах, когда новое польское восстание совпало с освобождением помещиков от крестьян, а вместе — и от собак и сосланным административно полякам пришлось учить охоте с гончими молодое поколение. Влияние польских гончих заметно до сих пор во многих гончих, даже в стаях псовых охотников, всего менее нуждавшихся в этой подмеси. Таковы польско-костромские гончие Кашкарова, русско-польские Левашова (позднейшие), Кареева, Селиванова, Буцкого и др. Все они отличались закругленными ушами и некоторою сыростью склада, но русская кровь в них преобладала, что весьма понятно, так как все польские породы гончих, тем более тяжелая пешая, не годились для псовой охоты, потому что (кроме последней) никогда не были стайными гончими, а одиночными, которые удовлетворяли требованиям ружейных охотников почти в такой же мере, как костромские и русские пешие. Ввиду сбивчивых и противоречивых сведений о польских и польско-русских гончих приходится ограничиваться, так сказать, сводом этих данных в хронологическом порядке, не вдаваясь в дебри комментариев, соображений и критики. Предоставляем приведение этого материала в порядок туземным охотникам. Первое указание на польских гончих встречается у С. Ф. Давидовича. (93) Он говорит, что охота с гончими в Юго-Западном крае не особенно распространена и вообще составляет монополию землевладельцев и богатого класса, но гончие (подружейные) ценятся дороже легавых. «Пород у нас две, одна крупная, другая поменьше. Первую породу называют у нас литовскими огарами. Это большие, сильные псы, очень пригодные для охоты за крупным зверем и на ровной местности; но для охоты в местах гористых тяжелы. Вследствие этого у нас охотники предпочитают породу маленьких гончих». В примечании сказано: «Наши гончие обыкновенно черные с подпалинами; большая часть из мелкой породы с белыми ошейниками, и иногда белый цвет преобладает...» Д. А. Вилинский немного позднее (94) писал, что охота с гончими в Северо-Западном крае весьма распространена и гончие многочисленнее легавых. Многие держат по паре и больше, а потому ублюдки встречаются реже. По его мнению, здесь встречаются три породы: большие, средние и малые. Первые напоминают известных огаров, редки, преимущественно в Россиенском уезде (у Микшевича, Христиановича). По ладам они несколько напоминают английского пойнтера, но несравненно плотней. Рост достигает 14 1/2 вершков; собака на высоких прямых ногах, без прибылых (пальцев), сложение пропорционально и несколько поджаро. Голова сухая и узколобая, с длинной мордой; глаза темные, выразительные; уши небольшие, тонкие, в трубку и несколько откинуты назад. Гон соответственно тонкий, псовина короткая, лоснящаяся. Рубашка чаще всего черная в густой подпалине или багряная с чернетью по хребту. Зверогоны, сганивают лисиц. Вторая — средняя — встречается всюду. Рост средний, туловище плотное, ноги толстые, нередко с прибылыми; голова чрезвычайно широколоба, морда тупая, уши толстые, закругленные, висящие прямо вниз, средней длины; гон толстый, ятаганом; глаза темные. На вид собака массивна, покрыта средней длины грубой псовиной; на задних ляжках псовина несравненно длиннее и мягче, на гоне тоже образует средней длины подвес; голова же, уши, передние ноги и задние ниже колен покрыты совершенно короткой псовиной. Рубашка чаще всего черная с подпалинами, которые окрашивают собаку кругом и подвес с гона. Нередко замечается подгрудок. Собаки эти мягкого нрава, с хорошим чутьем, выносливы, но пешие, верно гонят и по черной тропе и по пороше, особенно хорошо по русаку; в зверогоны не годятся и волчьего следа часто боятся. Мелкие гончие не более 61/2 вершков (?), б. ч. черно-пегие с подпалинами на губах и на груди или красные, как лиса-огневка. Собака несколько растянута и плоска, на прямых ногах, с пропорциональной, прекрасно развитой головой. Глаза темные, уши средней длины, круглые, висячие прямо вниз; гон тонкий, прямой; псовина короткая (но бывают длинношерстные, подобно сеттеру). Чутьисты и очень параты. Голоса их до того тонки, что во время гона кажется, будто поют птицы... Зябки. У границ Курляндии, в Поневежском и Шавельском уездах, попадаются длинношерстные курляндские гончие, по виду похожие на сеттеров-гордонов. (95) Собственно о гончих Привислинского края (главным образом Люблинской губ.) писал только Сахацкий. (96) Он говорит, что здесь встречаются б. ч. ублюдки и он не встречал ни одной стаи, порядочно подобранной по росту и окрасу. Породы перемешались до безобразия, и теперь едва можно различить сохранившиеся в очень малом числе две породы польских гончих. «Одна порода роста больше среднего; лоб несколько выпуклый и широкий, затылок развитой, с шишкой (гребнем); ухо небольшое, но грубоватое; морда относительно тонкая и довольно сухая; нос непременно черный; губы с небольшими брылями; толстая мускулистая шея; крепкие, пропорционально длинные ноги; несколько поджарый зад; на задних ногах шпоры — важный признак породы. Белых отметин не должно быть, по крайней мере мне кажется, что белый волос означает происхождение собаки от нечистокровного производителя... Установившаяся порода вместе с особенностями своей организации и характера должна непременно выработать и свою масть. Масть польских гончих слагается из черного и желтого цветов; могут быть различия в большем или меньшем преобладании черного цвета, т. е. собака этой породы может быть подпалена или тонко, так что желтый цвет окрашивает только внутренние стороны ног, подбрюшье и пуговицы (очки) над глазами, или же так, что желтый цвет расплывается широко, но во всяком случае черный цвет преобладает. Собаки этой породы отличаются силой, нестомчивостью и вязкостью, которая может быть названа злобностью (?). Поднявши, они гонят горячо, ровно, неутомимо, и хотя вследствие быстрого гона изредка скалываются, но скоро выправляют, отыскивая на кругах потерянный след. Зато ищут они вяло и как будто лениво... Но редко славливают. Называют их большими или паратыми гончими. Очень хорошо гонят коз; некоторые, будучи пущены в козью кнею, не подают голоса даже по зрячему зайцу, хотя в других местах отлично гоняют их. Обыкновенно их называют огарами. Другая — маленькая, или пешая, гончая, которую зовут просто гончею. Главное отличие ее в значительно меньшем росте и серо-желтой заячьей масти ее. Спина темная, изредка переходящая в черный цвет; вообще же собака мастью чрезвычайно напоминает зимнего русака, только вместо белых подпалин (?) имеет желтые. Желтизна, разумеется, бывает то ярче, то бледнее, то общий цвет темнее; во всяком случае, собаки эти не черные, а всегда серо-желтые или желто-серые... Складом пешая гончая гораздо нежнее паратой: головка небольшая с (относительно) длинными и тонкими ушами и сухою мордой почти без брылей. Спина несколько длинна, а потому ноги относительно коротковаты... Насколько вид, т. е. выражение, паратой гончей суров и строг, настолько физиономия пешей добродушна и мила. Собаки эти теперь очень редки... Ищут охотно и резво, поднимают быстро и гонят верно, скалываясь реже больших, потому что гонят тише, хладнокровнее. В охоте на зайцев эти собаки незаменимы; коз гоняют хорошо, но скоро утомляются и решительно не могут соперничать в бешеной скачке с паратыми и не выдерживают бесконечного бега козы». Н. П. Кишенский описывает в своих «Записках» три главные породы, именно: польских тяжелых, польских паратых и польских маленьких, или заячьих, гончих. (97) Описания двух последних близко подходят к описаниям Сахацкого. «Польская паратая. Гончая среднего или высокого роста, с вытянутою борзоватою мордой, узким и высоким черепом, очень большими черными навыкате блестящими глазами, низко посаженными, средней длины, треугольником ушами. Колодка несколько лещеватая и борзоватая; зад короткий и широкий; ноги сухие, тонкие и высокие; хвост слегка изогнутый, носится отлого; псовина желтая, довольно длинная; хвост с редким подвесом. Масть блестяще-черная, в ярко-красных подпалинах; разница бывает только в оттенках подпалин, которые иногда переходят в очень темно-красный цвет; других мастей эти гончие не бывают. Гончая эта очень парата и порядочно вынослива; гонит по всякому зверю одинаково хорошо, но на волка и даже лисицу не злобна, если дело доходит до схватки, поэтому сганивают эти гончие сравнительно редко. Чутье у них хорошее, но они стекают больше низом, разыскивают быстро и широко. Голоса у них очень звонкие, несколько протяжные, обыкновенно высокие дисканты; басов никогда не бывает. Гон чрезвычайно азартен. В стаях служат хорошо и гонят очень дружно, но стая редко сваливается в кучу, а гонит врассыпную. К старости эти гончие делаются менее параты и многие разбиваются ногами до полной негодности. Из них выходят очень хорошие паратые одиночки, достаточно вязкие... Польские паратые гораздо нежнее к холоду, чем костромские, и им нужны хорошие замшеные хлева, которые надо затворять. Польская маленькая, или заячья, гончая. Собака эта, насколько я мог узнать, происходит не из Польши: родина ее Литва, где она, как я слышал, встречается довольно часто и теперь (1879). Роста она очень маленького, и чрезвычайно похожа на лисицу, которой немного побольше; морда у нее острая и короткая, лоб низкий; уши короткие, полустоячие, довольно широкие; глаза желтоватые, навыкате; туловище длинное и узкое; ноги короткие и тонкие; хвост пушистый, носится немного изогнутым, а во время гона стелется. Псовина густая; масть этой гончей бывает или черная в больших темно-красных подпалинах, или несколько буроватая, в последнем случае подпалины бывают светлее и иногда переходят в грязно-желтые. Вообще сходство ее с лисицею так велико, что я знаю несколько случаев, когда опытные охотники принимали такую гончую за лисицу. Гонит эта гончая из наших зверей только зайца, но говорят, что она хороша и по козам; по лисице и волку она никогда не гонит. Гончие эти средней паратости, скорее паратые, чем пешие; голоса у них очень слабые и мерные, с каким-то вытягиванием, похожим на стон. Маленькая польская гончая — исключительно одиночная гончая собака, даже смычок не гонит дружно: каждая гончая старается гнать своего зайца, а если он один, то одна из гончих гонит, а другая перечит и, перехватив след, начинает гнать, а первая перечит. Эти гончие очень вязки, нередко сганивают матерых зайцев, для чего, если не заперты, одни уходят в лес. Гончие эти не могут долго служить: у них скоро разбиваются передние ноги, так что коленки выгибаются вперед, как у перегнанной, разбитой ямской лошади. Вообще в этой породе гончих нет ничего хорошего. К холоду она довольно вынослива. Есть еще две породы польских гончих: одна очень пешая, короткомордая, длинноухая; масть или багряная, или под чепраком. Другая — паратая; приметы знаю плохо». В своем «Опыте генеалогии собак» Кишенский указывает на то, что паратые польские гончие по форме головы и сухостью склада приближаются к пуатевенским, вообще острорылым и легким французским гончим, от которых, вероятно, происходят, образовав в смеси с восточными гончими несколько разновидностей «как и большая часть типов, происшедших от скрещивания двух различных групп, — продолжает он, — тип польской паратой гончей не совсем определенный; под этим общим наименованием можно встретить всевозможные градации сочетаний признаков тяжелых польских с восточными породами. Есть сохранившие в главных чертах формы тяжелых польских, но более сухого и паратого склада; есть с той же «бараньей» головой, как и французские пуатевенские гончие; наконец, длинноухая гончая, но в остальных ладах весьма близко подходящая к костромской восточной гончей и вместе с тем сохраняющая псовину и окрас (псовина без подшерстка и красные подпалины) западной, встречается между паратыми польскими наиболее часто. К ним же, т. е. к производным породам от скрещивания западной и восточной групп, принадлежат так называемые польские огары, от которых знатоки требуют буквального сочетания признаков обеих пород. Так, огар должен отличаться следующими признаками: голова клинчатая, не прилобистая, затылок поднят, губы с небольшими брылями; уши сидят низко, длиной до конца морды, но неширокие и угольником. Колодка круторебрая и поджарая; гон короткий и чуть изогнутый; на ногах пропорциональна: гончая не должна казаться вздернутой, но и не низкой; наконец, окрас должен быть черный с местным серым подшерстком и резко отграниченными красными яркими подпалинами. Некоторые охотники требуют даже у огара серой (бусой) масти с такими же подпалинами. Шпоры считаются у огаров важным признаком породистости». Губин, очень подробно описывающий тяжелую польскую гончую, говорит о польских паратых очень мало и подразумевает под ними какую-то другую длинношерстную породу: «Из всех мешаных польских собак более других как бы удалась или охарактеризовалась порода мешаных гончих собак под названием польская паратая гончая, обладающая длинною (?) прямою шерстью, как у сеттера; длинным гоном, опущенным книзу и завернутым в кольцо, с привесью на нем и уборною псовиною на нем, как у борзых собак, и короткою шерстью на голове, ногах с задними прибылыми пальцами и ушах средней величины. Но и эта порода выведенных гончих собак оказалась для псовой охоты также непригодной в силу ее незлобности, мороватости, неприятных (дворноватых) голосов и — самое главное — слабоватости чутья и мнимой ее паратости, выражающейся в проносливой ее резвости и немалой стомчивости». Самые подробные сведения о польско-русских гончих сообщает Н. А. Вербицкий. (98) Он говорит только о гончих Черниговского полесья и отличает здесь кроме настоящих польских тяжелых не менее 5—6 пород или подпород (считая в том числе одну брудастую, вернее помесь гончей с овчаркой). Прежде всего Вербицкий делает замечание, что в этой местности название «польских» почти не применяется к гончим; «под именем польских остроушек слывут собачки малого роста, дворняжьего склада, с короткими, приподнятыми и высоко посаженными треугольными ушами, дымчатые, красно-подпалые, в сущности ни к черту негодные, но почти несомненно составляющие особую породу. Под названием огара известны у нас собаки рослые, вернее огромные (на мой взгляд, самый крупный представитель гончей расы); голова красивая, сухая, с резко выраженным переломом и тупою мордою; глаза темно-карие навыкате; уши довольно длинные, тонкие, закругленные, высоко посаженные; туловище массивное; гон почти прямой, с редким и коротким подвесом (иногда гладкий); ноги сухие, сильные, хотя при массивности туловища кажущиеся несколько тонкими. Шерсть черная с темно-серым, почти черным подшерстком, брови и подпалины, доходящие обыкновенно только до половины голени, ярко-красные; на задних ногах иногда встречается шпора, но присутствие ее не считается обязательным. В некоторых бывает примесь тяжелых польских, выражающаяся в косом (?) разрезе глаз, большей их углубленности и морщинистом лбе. Паратость средняя; работает добросовестно, но бесстрастно; гонит одинаково хорошо по зайцу, лисе и волку; по козе незаменим; злобности особенной не обнаруживает; голос громкий, среднего регистра, без залива». Попадается б. ч. одиночками или смычками; стай не видал; полагает, что в стае огар слишком самостоятелен и потому негоден. Это, по-видимому, вымирающая порода: она трудно разводится, и сука дает 1—2, редко 3-х щенков, которые растут трудно и редко вырастают. Огары имеют замечательно красивую внешность, только конечности их тонковаты. Характер их в высшей степени ласковый, кроткий и миролюбивый: колоссальную силу и страшные зубы они пускают в ход только в крайности. Порода одноцветных желто-красных или красно-желтых (смотря по преобладанию того или другого цвета) — порода очень устойчивая, упорно передающая в потомство свои признаки даже при скрещивании с собаками совсем другого типа, в сущности представляющая две разновидности: одна — светлее окрасом (золотистая), легче сложением, очень парата и чутьиста; собака вполне стайная, прекрасно гонит всякого зверя, кроме волка, по которому гонит неохотно, пока слышит порсканье. Другая — темнее, более тяжелого и сырого сложения, ниже на ногах; пеши, ленивы и не стайны, зайца гонят неохотно, но волка гонят в одиночку; злобности необычайной; скотинники неисправимые. Главные признаки обеих: необыкновенно красивая львиная голова, тупая морда, умеренно отвислые губы, большие, тонкие, точно тряпки, закругленные, умеренно высоко посаженные уши, угрюмые темные глаза, а главное — характерный золотой окрас. Очень нарядны. Голоса б. ч. среднего регистра, без залива; у пеших встречаются довольно хорошие басы. Маленькие зайчатницы — почти миниатюрного роста, хорошо сложенные, немножко острорылые собачки; уши закругленные, несколько толстоватые; гон тонкий, серпом, довольно длинный; масти большею частью чепрачной, красно-подпалые; у иных встречаются белые пежины, чаще всего на груди, шее и передних ногах, которые в таком случае усеяны красно-желтым горошком, группирующимся преимущественно на лапах. Тонкоголосы, стайны, средней паратости, вначале страстны, но довольно слабосильны и долговременной работы не выносят. Недурны по лисице, но с гона срывают на свежий заячий след. Есть еще порода, складом и окрасом напоминающая зайчатниц, но значительно более крупная. Эти собаки с своими широко расплывающимися красными подпалинами и белыми пежинами, усеянные горошком на конечностях, очень красивы; характерным признаком их служит присутствие лишнего пальца (иногда 2-х) на задних ногах. В стае гонят хорошо, преимущественно по козе и зайцу. Наиболее ценной по красоте и полевым качествам и более распространенной (в помесях) является порода черных красно-подпалых, по окрасу напоминающих паратых польских, но по статям представляющих много характерных отличий. Собаки эти рослы, хотя и не достигают величины огара, ярко-блестящей черной масти, с яркими же темно-красными подпалинами и таким же подшерстком, так что при известном освещении под косым углом их блестящая черная шерсть отливает огненно-красным цветом. Иногда встречаются небольшие пежины на груди, б. ч. в виде треугольника, на передних лапах и на кончике хвоста. Сложены они необыкновенно стройно и пропорционально: могучая недлинная колодка поставлена на таких же могучих высоких ногах с круглой широкой лапой, дающей отпечаток волчьего следа. Голова сухая, пойнтериного склада, с переломом и довольно тупой мордой; глаза выпуклые, темно-карие, с большими белками, которые ясно обнаруживаются, когда собака покосит глазами в сторону. Ухо тонкое треугольное, но закругленное, довольно высоко посаженное, иногда свертывается трубкой, как у пойнтера. Грудь очень широкая, относительно гораздо шире, чем у огара, который кажется лещеватым. Гон умеренной длины, поднят кверху, почти без подвеса. Очень параты, крайне вязки (и непозывисты); поиск чрезвычайно широкий, на кругах; ищут верхним чутьем. Чутьистее и полазистее всех наших гончих. Одинаково хорошо работают стаей и в одиночку. Сильны и выносливы. Голоса тонкие, без залива. Преимущественно лисятницы; по волку непритравленные не идут, но притравленные обнаруживают мертвую злобу; по козе мало пригодны вследствие своей вязкости и непозывистости». К этим сведениям можно прибавить еще, что Н. А. Дублянский в «Очерке охоты в Суражском у. Черниговской губ.» говорит, что лучшие гончие приобретались в Могилевской губернии от известных охотников Галынских; но какой породы были эти гончие, — неизвестно. Ган упоминает о каких-то красных литовских гончих. Не входя в подробности соображения касательно пород польских или, точнее, польско-русских гончих, не могу, однако, не заметить, что большинство этих пород имеет большую или меньшую примесь восточных гончих, а также различных лаек, между прочими и т. наз. лисок, напоминающих лисицу складом, псовиною и окрасом, подобно финским красным лайкам. По всей вероятности, некоторую примесь восточных гончих или же лаек заключает в себе курляндская гончая, с коротким ухом и подшерстком, описание которой встречается только у Кишенского в его «Записках». Гончая эта «невысокого роста, но сложена очень массивно, несколько сыровато. Морда короткая и толстая, немного брылястая; череп высокий, с развитым гребнем, прилобистый; глаза черные, небольшие, часто впалые, уши недлинные, широкие, лопухом; шея с небольшим подгрудком. Колодка толстая, бочковатая; грудь очень широкая, не очень выпуклая; зад сравнительно узок и мало развит. Ноги коротковатые, круглые и толстые. Хвост мало изогнутый, почти прямой. Псовина гладкая с подшерстком. Масти бывают: черные в красных подпалинах, темно-красные (бурые) в светло-желтых подпалинах и светло-желтые под черным чепраком. Пегих гончих этой породы не бывает, и белый цвет ей не свойствен, так что белые отметины указывают на нечистокровность. Курляндская гончая очень пешая; она несколько похожа и складом и движениями на молодого щенка — так и хочется назвать увальнем. Гонит она очень верно и обладает отличным верхним чутьем. В больших стаях курляндские гончие не особенно хороши, потому что каждая собака старается вести след и стая растягивается в линию; но для охоты с одним или двумя смычками курляндские гончие превосходны, хотя и разыскивают несколько тихо. Голоса у курляндских гончих частые и отрывистые, без залива, несколько глухие, бывают хорошие басы, но высокие дисканты попадаются редко. Собаки эти выносливы, но далеко уступают в этом отношении русским породам, они отлично гонят по зайцам и лисице, на которую злобны, но по волкам гонят только в стае и не совсем охотно — несколько побаиваются. Говорят, что они хороши по козам и лосям, что, вероятно, справедливо, ибо на их родине эти звери составляют главный предмет охоты высокородных баронов, которые и вывели породу курляндских гончих. Кроме описанной породы, есть еще разновидность тех же гончих, которая встречается редко; складом эти собаки такие же, но отличаются окрасом псовины, которая на них желто-красноватая в мягких черных крапинах и полосах, так что они тигровой масти. Хотя я и видал несколько раз гончих этой разновидности, но ничего не знаю об их охотничьих качествах; показались они мне очень красивыми. (99) Курляндские и большая часть польских гончих — лучшие гонцы по белой тропе, ибо с ними охотятся на родине всю зиму. Постоянная зимняя охота развила в курляндских и польских гончих способность необыкновенно верно гнать по снегу, и они гораздо вернее в стечке именно по белотропу. Мало того, в глубокие пороши они легче идут и, к удивлению неопытных охотников, нередко берут переда сравнительно с более паратыми гончими, привычными только к гоньбе по чернотропу. Из курляндских гончих никогда не бывало стай при псовых охотах. К нам они попадают случайно и для ружейной охоты. Из помеси с костромскими выходят очень хорошие, но до крайности пешие собаки, отличные одиночки, но тоже неудобные для стай. Складом подходят более к курляндским, но делаются более подбористы и сохраняют отрывистые голоса; только немногие приобретают короткий залив, всегда с перебоем. Роста эта помесь бывает некрупного и окрас псовины сохраняет курляндский. Очень хороша для ружейной охоты... В помеси с польскими паратами курляндские дают, говорят, хорошие результаты, но через несколько поколений, что понятно: эти породы слишком различны и по паратости и складу, и, вероятно, первые поколения дают собак различного склада и качества... Курляндские русские пешие и польские тяжелые самые пригодные для заразистых больших лесов с небольшими перемычками; польские тяжелые скоро тут устают, а костромские годны только привычные, да и те часто ушибаются; английские же совершенно не годятся». Курляндские гончие так же хорошо выносят холод, как костромские. Зотов в своих «Воспоминаниях» (100) говорит о каких-то местных — крымских, т. е. татарских, гончих, а именно, что он «предпочитает держать местных собак, которые происходили от известной когда-то породы кокташских мурз Ширинских. Они имели то преимущество перед польскими, что предпочитали козу всякому другому зверю, лучше гоняли по зайцу, не особенно увлекаясь лисицею, по крайней мере не настолько, чтобы бросить для нее козу, как это делали иногда первые, но, что важнее всего, совершенно равнодушно относились к барсуку... Так как они были не то что быстрее, но более привычны или приспособлены от природы к гористой местности, то вскоре они опережали первых...» Далее он говорит, что у мурзанов горной части Феодосийского уезда тоже были хорошие (местные?) собаки. По справкам, однако, выходит, что в Крыму будто бы нет особой породы гончих, а есть только польские и помесь их с английскими; вероятно, найдутся и англо-русские. Надо полагать, что гончие Ширинского тоже какая-нибудь вполне акклиматизировавшаяся порода польских собак, и нет никакого основания считать их за настоящих татарских, т. е. костромских. Во всяком случае, обращаем на них внимание крымских охотников. На выставках, сколько известно, не было никаких несомненно польских и курляндских гончих, за исключением немногих довольно типичных представителей польских тяжелых.

Примечания

(1) «Опыт генеалогии собак», глава III.

(2) Происхождение восточной гончей из Китая или Индии отчасти подтверждается и тем, что костромская гончая в наиболее чистом своем виде всегда была собака наиболее хилая, сильно страдавшая от чумы и болезней и, очевидно, мало приученная к суровому климату, почему требовала скрещиваний с местными терпкими породами, лайкой, а вероятно, и с волком. Н. П. Данилов говорит в своих записках, что последних «кровных костромских гончих», таких, каких он помнит в детстве, он видел последний раз на охоте в глухой местности Оренбургской степи в 70-х годах. Собаки эти были привозные, и местные охотники родиной их указывали Дальний Восток. К. В. Мошнин.

(3) «Прир. и охота», 1881 г., май.

(4) Признак этот (крутогонность) относится только к разновидностям северных губерний восточной гончей и сказался, очевидно, в примеси крови лайки. В средних и безлесных губерниях (Курской, Орловской), где тип русской гончей псовых охот сохранялся сравнительно долго, крутогонность почиталась пороком и встречалась редко. К. В. Мошнин.

(5) Терпимость, с которой автор, столь строгий в других отношениях к признакам типичности восточных гончих, относится к белым отметинам, — есть, несомненно, с его стороны уступка личному вкусу. Белые отметины никогда не считались типичными для русских гончих и допускались в самых небольших размерах только на конце гона и на груди, да в редких случаях пятно на загривине. Гончие Н. П. Кишенского 15 лет назад имели незначительные отметины и доведены до совершенно почти пегой масти систематичным подбором. Со своей стороны, близко знакомый с собаками Н. П. Кишенского много лет, я считаю белые отметины их унаследованными благодаря какой-либо примеси, ибо замечал, что собаки с большими белыми отметинами этой породы в общем злобнее, но уступают одномастным в вязкости и вообще в качестве гона. К. В. Мошнин.

(6) «...а когда легкая и проворная собака, то имеет степь плотную и сухую; если с нею случилась ублюдистая стромоушка, в том ее не зазирать, а считать ее за мастера, но за лучшего и лихого гонца...» Здесь, очевидно, намекается на пользу скрещивания гончих с лайками или другою породою гончих со стоячими ушами, может быть лошьими. «О верхочутких собаках, не поленюсь, я должен сказать, если кто хочет заводить оных, так следовать моему наставлению: соблюсти легавую ублюдистую суку, и чтоб она была породная, с выжлецом гончим: чтобы он был тоже породный и лучший мастер, а как перегодует, то наблюдать их вышесказанным примечанием по статям и блюсти их погодовавши, и как распустует с лучшими мастерами, от того можно, то есть от третьего колена, прямо верхочутых собак иметь; они в гоньбе веселее (!) всех собак, только недолговечны: они через три осени стекают или слепнут» («Прир. и охота», 1886, III. «Регул псов. охоты», гл. 19). Из того, что в старину гон назывался «серпало» (см. ф. Лессин), следует заключить, что большинство русских гончих были крутогоны.

(7) См. «Внутр. быт русского государства с 17 октября 1740 г. по 25 ноября 1741 г.». Кн I. M., 1880, стр. 302.

(8) «Гончих же мастеров узнавать по статям следующим: выпуклых, великих, мытных, на слезах, с кровавыми белками глаз, чутья толстоватого и мокроватого, каплющей из него часто мокроты, ноздрей широких, коими часто поворачивает на все стороны, как будто нечто чует, и в рубчик по чутью, который от верхней губы пошел между ноздрей: такие, конечно, бывают чутки в натечке зверя и мастероваты; притом же сама в себе крепка, не очень долга и сохастовата, голова сухая, уши тонкие, большие и повислые, но не на коротких ногах, высоковата, гон крепкий, прямой, короткой и не повислой и никуда на сторону не скинулся или на спину кольцом не завернулся; ноги сухие и желтоватые, мясами черными и мышками довольна». (То же, почти слово в слово, у Мачеварианова, хотя отвислые веки, длинные уши и сопливость доказывают, что речь идет о польских, вообще западных, гончих!) «Которая гончая густошерста и в себе жидка и слаба, голова мясная, уши толстые, небольшие и невисячие, глаза простые, ноздри сухие, чутье малое, толстые и короткие ноги, гон долгой и повислой, то такая бывает обленчива и к натечке плоха, и редко из таких удается быть нарочитому гонцу» («Псовый охотник», 1785, стр. 24—26).

(9) «Французские гончие собаки видом очень красивы, хвост имеют длинный, голос громкий и шерстью бывают большею частию белые с половыми, серыми и черными пежинами. Английские видом с ними сходны, несколько толще, не таковы складны, но зато сложением крепче и имеют хорошее чутье. Обе породы сих гончих, кроме обыкновенной гоньбы по зайцам, лисицам, волкам и серкам (сернам, т. е. диким козам) употребляются в парфорсной ловле, т. е. гоняют оными какого-нибудь зверя до тех пор, пока, ослабев, падет, или станет обороняться, или будет от них растянут. Германские гончие собаки гоняют по всем зверям; а поелику сходны к ним русские, каковы костромские и ярославские, также курляндские бородастые (имеющие густую жесткую шерсть и густые усы) и все сии отчасти составляют смешанную породу, то предложим об них несколько обстоятельнее. Добрая гончая собака должна быть средней величины, иметь передние ноги покороче задних, голову толстую и длинный хвост, иначе же тонкое чутье и громкой складной голос. Обыкновенная их шерсть красно- и темно-багряная, также черная с подпалинами и белым пятном под горлом, белые, пегие и арликаны. Из них бывают неублюдки (т. е. вымески) с английскими и французскими гончими, иногда с борзыми собаками. Примечание. Арликанами называются собаки, имеющие один глаз темный, другой же сывороточный или белесый, и когда на них шерсть по белому или серому бывает с марморными, черноватыми пежинами» («Книга для охотников», I, 17—19).

(10) «У нас в России известны три главные породы гончих: роду псового, имеющих шерсть густую и хвосты (по-охотничьи, гоны) толстые, вислые, уши несколько вислые, но короткие, оные росту среднего и известны под названием костромских. Рослые из оных не ублюдки с легавыми или медиоланскими. Вторые брудастые гончие, инако курляндскими называемые. Имеют на себе шерсть густую, клокатую, на морде, или, по-охотничьи, на чутье, усы; на ногах они пониже, но ноги имеют толще, большею частию шестипалые, и хвосты негустые; считаются нестомчивыми. Третья порода гончих называется лошими, потому что оные единственно только в гоньбе по лосям (иногда по медведям) употребляются. Это род собак дворных, очень рослых и сильных, густую и длинную шерсть имеющих, уши острые и головы большие. К отродию гончих же надлежит считать дахсов, или барсучьих собак, известных в России под названием стрелецких собак» («Всеобщее и полное домоводство», т. XII, стр. 27—28).

(11) «В России употребительны гончие 1) костромские, 2) курляндские, 3) английские и 4) польские. 1) Костромские гончие с превосходным чутьем, отличными голосами с заливом, полазисты, добывчивы, необыкновенно верны в гоньбе, привязчивы (т. е. вязки), но недостаточно параты по овражистой, кучугуристой и обрывистой местности, какова, наприм , по волжскому бичевнику и вообще по нагорной стороне Волги. Для выполнения же всех строгих охотничьих требований их мешают с английскими. 2) Курляндские — бурдастые, с клокастою псовиною. Все с яркими, тонкими голосами, но проносливы и недобывчивы. 3) Английские — чрезвычайно красивы, в них как будто видна смесь с крымскими (!?) борзыми, необыкновенно параты, но редкоскалы и много уступают в чутье костромским. 4) Польские — с верным чутьем, но тяжелы и годны лишь для ружейников» (Мачеварианов «Записки псового охотника Симбирской губ.», стр. 27—28).

(12) «А) Разновидности старинной туземной русской породы гончих. Самые грубые, дворноватые. Цвет шерсти (окрас) чаще всего черный, иногда с белыми отметинами, грязно-подпалый, редко багряный без подпалин, голова простой дворовой собаки с небольшими вислыми ушами, глаза у черных темные, у багряных желтые, щипец недлинный, круглый, без брылей, нос (чутье) и отверстия ноздрей небольшие; гон серповидный, у выжлецов часто кренделем (кольцом), подвес незначительный с пробором (раздвоение от середины к краям), кривизны на конце нет. Б) Гончие однотипной восточной породы, известной под названием костромской. Склад не такой грубый, но от манеры держаться с понурой головой несколько зверообразный, окрас серый, светлый с более темным характерным чепраком, подпалины чистые, бледные, голова сухая, уши небольшие, на хрящах, глаза светлые, серые, в темноте светят, как у волков, щипец круглый, брылей никаких, нос (чутье) и отверстия ноздрей заметно малы, гон прямой, коротковатый (вроде волчьего полена), от корня, примерно на треть длины, без подвеса, в остальной части с характерным пушистым подвесом без всякого пробора. В) Гончие породы западной, польской. Склад подходит к типу легавых. Окрас вообще черный с яркими, оранжево-красными подпалинами разных оттенков, шерсть низкая, лоснящаяся, уши довольно большие, вислые, щипец не короткий, несколько сжатый с боков и непременно с брылями, лапы иногда с прибылыми пальцами; гон длинный, гладкий, реже прямой, чаще к концу несколько серповидный или с кривизной на сторону (!)» («Русск. охотник», 1891).

(13) «Опыт генеалогии собак», 1884, VII.

(14) До сих пор в Воронежской губернии, по свидетельству Сафонова («Охотн. газета», 1890, стр. 83), преобладает помесь тяжелых польских с русской пешей (вероятно, старинной русской, так как настоящие русские пешие встречались только в лесных губерниях).

(15) Из «Записок» Березникова (рукописных) видно, что в 20-х годах многие псовые охотники сильно увлекались польскими и даже курляндскими гончими, но в скором времени бросили их и обзавелись чистокровными английскими (Храповицкий, Смирнов, также Глебов и друг.), то есть кинулись в другую крайность.

(16) Едва ли своими хорошими качествами глебовские гончие не были обязаны тому, что происходили не от фоксхоундов, а от стэгхоундов, которые ввозились в Россию крайне редко.

(17) Под названием старинных русских автор, по-видимому, подразумевает здесь костромских гончих.

(18) Впрочем, и у нас в старину дозволялось форсировать гончими медведя и кабана, причем охотники остановленного собаками зверя прикалывали рогатинами или кинжалами. Но этот способ охоты, как весьма убыточный по числу приносимых в жертву собак, употреблялся лишь владельцами огромных стай. Сганивание гончими медведей было еще в большом употреблении у помещиков татарского происхождения Костромской и других приволжских губерний до конца прошлого столетия.

(19) См. «Записки» С. М. Глебова в «Журн. охоты» Имп. общ. охоты, 1875 г.

(20) В гористых местностях, например в Крыму и на Кавказе, иногда необходимость заставляет охотиться с подставой (см. Зотов. «Охота в Крыму». — «Пр. и ох.», 1884, XI, и Атрыганьев. «Охота на оленей на Кубани». — «Прир. и ох.», 1883, VI). Следует заметить, что на Кавказе (именно в Карачаевских горах) лучшими гонщиками на оленей оказались полуанглийские гончие, привезенные в Пятигорск одним калужским помещиком в 70-х годах (вероятно, из породы Храповицкого или Смирнова). Этих собак ни на какую другую охоту не брали, и если они натыкались на другого зверя, то их сбивали; водили всегда на смычках, пока не замечали следов или признаков оленя. Как только убивали оленя, распарывали ему брюхо и внутренности отдавали собакам. Поэтому на следы кабанов и медведей они мало обращали внимания. Французский метод охоты с подставами заслуживал бы подражания, в особенности при парфорсной охоте на волков.

(21) «О чутье гончих собак». — «Прир. и охота», 1878, IV.

(22) «Может быть, это цвет какой-либо травы, но странно, что действие замечается только ночью, в то время, когда ложится роса. В это время иногда бывает, что гончие сначала гонят отлично, потом, когда начнет ложиться сильная роса, голоса их вдруг начинают странно меняться, гон постепенно ослабевает, и собаки выходят из леса со всеми признаками нездоровья: нос горячий и припухлый, глаза налитые кровью. Продолжается это нездоровье только час-два. Случалось, что гончие гнали на другой или третий день в том же острове при сильной росе, и ничего с ними не было». Н. К.

(23) Силу чутья по наружным признакам определить невозможно, хотя ширина ноздрей, величина и наружная форма носа имеют некоторое значение. Вообще если у гончей ноздри широки, открыты (края не завернуты внутрь), нос сильно подвижный, всегда мокрый, то более вероятно, что эта собака обладает хорошим чутьем.

(24) См. Артынов. «Собачий хор». — «Охотн. газ.», 1891 г., стр. 770—777, 787—789; Сафонов. «Стая как предмет музыкального изучения». — «Охотн. газ.», 1892 г., стр. 325—330, 342—344; Кишенский. «Голоса гончих». — «Русск. охотник», 1894, стр. 222—223, 243—244.

(25) По Губину же, у арлекинов голос ровный, с заливом, но при этом (хотя и не особенно) редкоскаловат, и очень крупные (низкие) и очень тонкие голоса встречаются редко.

(26) «Русский охотник», 1894 г., стр. 222—223, 243—244.

(27) «Выбор гончих». — «Природа и охота», 1881, V.

(28) L. с.

(29) «Выбор гончих», I. с.

(30) «Выбор гончих», I. с.

(31) Исключение составляют лишь некоторые старинные русские.

(32) См. «Выбор гончих». — «Прир. и охота», 1881, V, 22, и «Записки об охоте с гончими». — «Прир. и охота», 1879, VII, 10.

(33) Костромские гончие назывались иногда и ярославскими, напр., у Левшина, Венцеславского. У Кювье и в «Русской фауне» 50-х годов Симашко псовая борзая тоже названа ярославскою.

(34) Кутепов. «Великокняж. охоты».

(35) «Русск. охотник», 1891, стр. 373.

(36) Сохранились ли эти интересные рисунки, неизвестно. Граф И. А. Уваров говорил мне, что он вовсе не видал их и что они ему неизвестны.

(37) «Русск. охотник», 1891 г., стр. 292.

(38) Должен, однако, заметить, что я с 1868 по 1872 год ежегодно посещал Зауральскую Башкирию, даже жил много раз в центре ее, однако ни разу не видал там собак, похожих на гончих: у башкир я встречал только ловчих собак борзоватого склада, с большими стоячими ушами, довольно псовистых, как бы помесь лаек (вогульских) с киргизскими борзыми или даже выборзками. Эти собаки очень успешно ловили молчком молодых зайцев (беляков) и большею частью были белого окраса. Не имея права не доверять такому положительному указанию старого охотника, хотя и не знатока собачьих пород, указанию притом противоречащему моим собственным наблюдениям в той же местности, я не могу не обратиться к уфимским и оренбургским охотникам с просьбой сообщить более подробные сведения о башкирских гончих.

(39) «Прир. и охота», 1884 г., II.

(40) Ч. XII, стр. 24—28.

(41) Вторая порода — курляндские борудастые, третья — лошие гончие (см. выше).

(42) В. О. «Рассказ о псовой охоте» — «Журнал коннозав. и охоты», 1843, П., 134—160. Васьков в своих «Записках ружейного охотника Костромской губернии» («Журн. охоты» Мина, 1858, сентябрь, стр. 117—118) говорит: «В былое время Костромская губерния славилась породою хороших гончих собак. Много богатых помещиков жили в деревнях и держали большие псовые охоты, даже татары держали большие стаи гончих».

(43) С. М. Глебов «Записки старого охотника» — «Журн. охоты» Импер. общ. охоты, 1876, XI, 42.

(44) Т. е. в двадцатых годах.

(45) «Из недавнего прошлого». — «Природа и охота», 1885, X.

(46) Ауербах полагал, что еще в 80-х годах эти гончие велись у них, в родовом имении Сухотина с. Богданове (в 18 верстах от Костромы, вверх по Волге).

(47) В. О. «Рассказ о псовой охоте». — «Журн. конноз. и охоты», 1843, II.

(48) «Журн. охоты» Мина, 1858, IX.

(49) «Русск. охотник», 1891 г., стр. 783.

(50) Кашперовские гончие, по словам г. Соколова, велись до последнего времени у генерала Железнова, который в середине 80-х годов переселился из Костромы в Вятку.

(51) Рославлевские гончие пользовались в Саратовской губ. и соседних такою славою, что когда после смерти владельца (в 60-х годах) два смычка достались его любовнице, то она долгое время жила только продажею щенков.

(52) Ратаевская охота, как видно из объявления в «Московских ведомостях», продавалась в составе 17 смычков и 20 борзых в 1852 году (см. № 143 «Моск. вед.»).

(53) По словам Я. Байкова; по Кишенскому, у Полторацкого были сначала старинные русские гончие. Охота Полторацкого в полном составе была куплена Н. А. Баньковским, от которого гончие перешли к Назимову и уведены были этим последним в Виленскую губ., где, по слухам, стая эта существует и по сие время. Брат покойного Н. А. Баньковского, вновь заводя гончих, приобрел у Назимова типичного костромского выжлеца, замечательного гонца по кличке Варило, от которого и развел своих гончих от двух сук — одной польской и одной англо-русской пегой суки Канарейки, купленных в псовой охоте генерала Тумановского. К. М<ошнин>.

(54) Тульская губ. больше всех подвергалась влиянию англоманства, несомненно, при участии парфорсной охоты С. М. Глебова, и здесь раньше и полнее всех утратился в гончих тип восточной собаки. Значительно больше сохранился этот тип в губ. Смоленской, Калужской, Курской и Орловской, где типичных костромских гончих много и по сие время, а в недавнем прошлом были их целые стаи. К. М.

(55) Н. П. Кишенский говорит, очевидно, об известной стае Н. П. Охотникова в Ливенском уезде. Стая эта в полном составе до 40 смычков и чистом виде существовала до начала 80-х годов, когда значительная ее часть была истреблена на границе Болховского и Орловского уездов при возвращении из отъезжих полей из Калужской губ. Стая сорвалась у псарей, и часть ее была перебита мужиками, часть перестреляна местными охотниками. Я знаю одного орловского охотника, убившего двух собак этой стаи по первому снегу, приняв их издали за волков. Остатки этой стаи сохранились в охоте Н. П. Охотникова до конца 80-х годов. Собаки эти имелись у некоторых псовых охотников Орловской губ.; так, мне известно, что они были у старика Наркиза Павлов. Костецкого, современника и товарища по охоте Киреевского, у которого многократно собаки эти по ошибке стрелялись на охотах ружейниками, почему собак этих брали обыкновенно на охоту в ярких ошейниках. Были собаки Охотникова в охоте Скарятина (близ Русск. Брода) Ливенск. у. и у некоторых помещиков Малоархангельского у. В конце 80-х годов в охоте Охотникова уже разводились английские и польские собаки, а остатки костромских разворовывались псарями. Когда я возил Н. П. Кишенского в гости к племяннику Охотникова Н. Н. Рагозину, то из прежних собак у Охотникова нашелся один только осенистый выжлец, который и был подарен мне. К. Мошнин.

(56) Артынов. «Русские гончие». — «Охотн. газ.». 1892 г., стр. 7—9.

(57) Но не светятся в темноте, как утверждает Н. П. Данилов.

(58) Очень много костромских гончих бывает под чепраком, т. е. собака желтая с темной спиной; у таковых чепрак обыкновенно волчьей масти или серый с черной остью («Руж. ох. с гончими». <«Пр. и ох.»>, 1879, VII, 13). Что касается белой загривины и белого кончика хвоста, то, принимая во внимание свидетельство столетнего старика псаря, приведенное Кишенским, подтверждаемое Я. Байковым, видевшим старинные рисунки костромских (см. выше), надо признать, что эти признаки не только допустимы, но даже могут назваться типичными. На основании полного тождества склада, голосов и охотничьих качеств пегих гончих (наприм., почти белых бурцевских) Кишенский тоже называет костромскими, а не особою породой, но вероятно, эта масть произошла от вырождения или какой-нибудь примеси, которая сохранилась только в окрасе. Теперь большая часть костромских имеет белые отметины (на груди, на шее, на лапах), но подбором можно отвести гончих без отметин («Пр. и ох.»., 1879, VII, 178).

(59) Однако кровные костромские в гористых местностях непригодны: на крутых спусках и подъемах они идут молчком, к тому же в горах скоро устают. Самые лучшие здесь — помесь костромских с английскими. Все это понятно, так как костромские выведены в равнинах, но, приучая постепенно, можно выдержать из них добрых гончих и для гористой местности («Пр. и ох.», 1879, IX, 359). Кишенский замечает также, что костромская порода начала вырождаться в очень пешую и сырую, чему виною ружейные охотники, в руках которых находятся, по-видимому, лучшие экземпляры этой породы, они нарочно выводили пеших в ущерб охоте из ложного понимания достоинства ружейных гончих («Пр. и ох.», 1879, IX, стр. 375).

(60) К холоду костромские гончие гораздо чувствительнее пеших крутогонных, и им нужна крыша и хорошая густая подстилка.

(61) Костромские гончие всегда родятся без серого подшерстка, а чепрачные — черными в очень маленьких подпалинах с редкими желтыми полосками на боках («Пр. и ох.», 1879, VII, 196). Уши, как у всех русских, стоячие, пока не проглянут.

(62) «Русск. охотник», 1891, стр. 290.

(63) «Природа и охота», 1896 г.

(64) Охотник при стае передавал, что прежде те же гончие были серые в подпалинах и только сравнительно не так давно переродились и пошли бурые с светло-желтыми глазами, которые были прежде несколько темнее. Кишенский, описывая этих гончих, говорит, что он сам имел случай наблюдать чепрачных костромичей, от близкого родства производителей вырождавшихся в бурых и кофейных со светло-желтыми глазами.

(65) «Природа и охота», 1883, II.

(66) Примечание К. В. Мошнина. Ввиду значения собак Кишенского для русского собаководства и нередких разногласий об их типе, считаю нужным сообщить свои сведения об их истории с весны 1882 года, когда я первый раз ознакомился с собаками Николая Павловича еще в родовом его имении Велемжах. В то время у Н. П. было 8 гончих собак, а именно: три выжловки и 5 годовалых щенков от них. Две из этих выжловок Галка и Канарейка были рожденные у него, родственницы между собою и происходили от собак Влад. Алек. Полторацкого (породы старинной русской и костромской) и собак Строева (породы русской крутогонной, а именно от Тушилы, несколько раз описанного в рассказах Н. П.). Третья выжловка, по кличке Пера, не была рождена у Н. П., но, как он мне говорил, происходила от собак Ратаева. Три эти выжловки мало походили одна на другую, но все три были бесспорно хороши и весьма типичны для гончих восточной крови. Канарейка была еще не погодовавшая, но замечательно типична для костромской: светло-подпала, чепрачной масти, с очень типичной головой, замечательно маленькими ушами, густо одетая и приземистая на ногах. К сожалению, она была крошечного роста; хороша была в гоньбе, с фигурным голосом, и впоследствии давала отличных щенков. Галка была рослая, сухая выжловка, черной масти, в светлых подпалах, по голове типична для русской собаки. Н. П. объяснял ее тип в русских собак Полторацкого. Третья выжловка Пера светло-чепрачной масти была и складна и типична, не нравился мне только ее несколько раздвоенный череп и выпуклый глаз. Все три выжловки имели самые незначительные белые отметины и вполне правильные, коротковатые и пологие гоны, хорошо одетые. Щенкам только что минуло год, и они при мне наганивались. Я в первый раз видел собак Кишенского, и на меня, как на любителя гончих, они произвели сильное впечатление, а потому я этих собак как сейчас вижу перед собою. Все щенки происходили от одного и того же кобеля Набата, отца и Канарейки и потому идущего от тех же собак, что и Галка и Канарейка, которого я уже не видал, т. к. он уже угас в предшествующую осень, так что выжлецов-производителей у Н. П. в то время не было. Из этих щенков один был от Галки, по кличке Канарей; он был у Н. П. до последних годов в числе производителей и его знают многие охотники. По типу он еще более выкинулся в старых русских гончих Полторацкого, чем его мать Галка. Остальные 4 щенка были дети Перы, а именно: Шумило II, оставленный Н. П. у себя производителем, и два выжлеца и выжловка, кличек не помню, подведенные им е. и. в. великому князю Николаю Николаевичу. Шумило II один отличался от всех остальных собак своим крепко согнутым в кольцо гоном, не помещавшимся на спине и складывавшимся то на одну, то на другую сторону. Придавало это ему очень молодцеватый и энергичный вид. Все гончие Н. П. Кишенского идут от этих 5 собак: Канарейки, Галки, Перы и сыновей двух последних от отца Канарейки Набата, Канарея и Шумилы II. Выставленный в Петербурге Барсук II, размеры которого выше помещены, сын Канарейки и Шумилы из 1-го колена. Во избежание кровосмешений Н. П. Кишенский был вынужден искать производителей на стороне, по возможности костромского типа. Все такие производители оказывались мешаными, что сказывалось по щенкам, и потому для упрочения признаков являлась необходимость в строгом подборе и в выращивании иногда совсем ненужных пометов. За этот период Н. П. пользовался следующими сторонними производителями. 1. В 1882 г. Пера была повязана с выжлецом Узнаем из охоты Лодыженского. Выжлеца этого я не видел, но видел щенков, из них два были по масти арлекины, выжлец Шатало, купленный П. С. Карцевым, и выжловка Шнырка, оставленная Н. П. у себя и пущенная в породу. Масть арлекинов, выкидывающаяся и теперь в собаках Кишенского, подтверждающая упорство этого признака, происходит от Шнырки. Впрочем, кроме масти на тип эта кровь не отозвалась, и Шатало, и Шнырка, и их дети отличались вязким и хорошим гоном. Голоса их были неважны, но значения это не имело, т. к. в общем превосходные голоса — отличительный признак гончих Кишенского. 2. Вскоре после того Н П Кишенский получил в подарок (через меня) от Б. Н. Костецкого из Малоархангельского у выжловку хотя и неизвестного происхождения, но довольно типичную для костромской, хотя, несомненно, с примесью польской крови. Кровь этой выжловки постепенно стушевалась в породе. 3. Несколько лет тому назад одна выжловка Н. П. была повязана с Брызгалой Ф. А. Свечина; щенки этого помета пошли в породу. Кроме того, известно мне, что Н. П. брал пометы от своих гончей с лайкой (Кокченом), но вернее всего, что это простые опыты, тем более что вряд ли в настоящее время имеется существенная необходимость обновления крови. Из всего вышесказанного следует, что гончие Кишенского, в том виде, как они есть, бесспорно составляющие в настоящее время свою породу, вполне обособленную, являются результатом подбора под вполне определенно составившийся тип. Этот тип, вполне установившийся, олицетворяет собою вкус владельца и по корню и характеру несомненно является типом восточной собаки, но вполне обособленным и значительно уклонившимся от тех родоначальников, которых я видел в 1882 г. и выше описал. Достаточно указать на значительные белые отметины, покрывающие всю шею, грудь, ноги, часть морды и хвоста и обращающие масть почти в пегую, да на громадный рост гончих Кишенского, чтоб убедиться, что это так.

В то же время (в 1885 г.) Н. П. любезно предложил мне выписать из его книг родословную бывших тогда собак, которые я при сем и прилагаю. Отмечены те собаки, которые в то время были в живых и которые являются родоначальниками породы. К. Мошнин.

(67) М. Соболев, державший гончих его породы с 1886 г., говорил («Русск. охота»., 1893 г.), что они по выносливости могут назваться железными, имеют отличное верхнее чутье, полазисты, вязки, даже до крайности; голоса хорошие, а у некоторых поражающие. Страшно злобны на волка. Выращиваются, однако, трудно. П. Симонович одновременно писал также, что из 11 купленных им собак не было ни одной плохой; паратость их была такова, что зайца они сганивали в 1 1/2 часа; не подбивались после 3-4-дневной беспрерывной охоты. Замечательно стайны — никогда не разбивались и не гнали двух зверей. Между ними не было ни одного скотинника, даже раненого зайца не рвали, так что многие, имея в виду их вежливость к людям, предполагали отсутствие злобности; между тем они были страшно злобны к чужим собакам. Л. П. С.

(68) Н. Сталь. — «Прир. и охота», 1891, IV. Окрас, вероятно, багряный с темным оттенком, т. е. черными кончиками волос.

(69) Легенда о Лооте.

(70) Кутепов.

(71) В примечании Губин говорит, что многие из таких гончих у Левашова, Траковского и других охотников на псарне постоянно сидели на цепях.

(72) Губин также совершенно игнорировал труды Кишенского, а барон Розен (недавно умерший) в своей «Истории гончих собак», уподобляющейся младенческому лепету, наивно признается, что он не читал статей Кишенского, так как Кишенский говорит только о своих гончих! И причиной такого пренебрежения барона Розена было то, что Кишенский — ружейный охотник и притом еще продает собак. Но, спрашивается, кто же из современных псовых охотников не занимается тем же в большей или меньшей степени?

(73) «Опыт генеалогического исследования собак», 1884, VII.

(74) См. «Записки о руж. охоте с гончими». — «Прир. и охота». 1879, VII, 15—17.

(75) «Зап. о руж. охоте с гончими» — «Прир. и охота», 1879, VII.

(76) «Ibid», 1879, VIII, 179.

(77) Кишенский. «Выбор гончих».

(78) «Записки старого охотника». — «Ж. импер. общ. охоты», 1876, XI.

(79) «Сорок лет постоянной охоты».

(80) Тульский охотник — «Прир. и охота», 1883, III.

(81) «Ж. импер. общ. охоты», 1875, V, 51.

(82) «Ж. импер. общ. охоты», 1875, XII, 59—62.

(83) Переданы мне внуком его по матери князем Андреем Александровичем Ширинским-Шихматовым.

(84) Лукин. — «Прир. и охота», 1893, IV.

(85) Кишенский. «Зап. об руж. охоте с гончими». — «Прир. и охота», 1879, VII, 181.

(86) Губин. «Полное руководство ко псовой охоте». М., 1890, III, 49.

(87) Левшин пишет: «Арликанами называются собаки, имеющие один глаз темный, другой же сывороточный или белесый, и когда на них шерсть по белому или серому бывает с мраморными, черноватыми пежинами» («Книга для охотников», I, 18, примечание). Как видно, Левшин арликанами называл всяких собак, имевших эти признаки.

(88) «Опыт генеалогии собак».

(89) Голос?

(90) См. «Журнал императорского общества охоты», 1876, XII.

(91) С положением автора о происхождении арлекинов совершенно нельзя согласиться. Происхождение арлекинов от каких-то английских гончих не может быть допустимо и вполне опровергается следующими обстоятельствами. Самый видный признак арлекинов и притом передающийся с замечательным упорством — есть характерная расплывчато-тигровая масть по какому угодно желтому и серому фону у некровных гончих. Ни у одного вида английских гончих никогда не встречается этого признака, так же как не встречается он у крапчатых французских гончих. Английские гончие бывают всех оттенков пегой масти: черной, кофейной, серой, каурой, палевой, но всегда чистой, т. е. без сливающихся тигровых пятен. Насколько упорно передается эта масть у арлекинов, известно всем охотникам; избавиться от нее в подмеси крайне трудно. Как пример укажу на скрещивания выжловки Н. П. Кишенского Перы с выжлецом г. Ладыженского русского типа, но очевидно имевшего когда-то подмесь арлекина, так как 2 щенка в помете родились по масти арлекинами. Это было в 82 году. С того времени 15 лет скрещиваний этого поколения с установившимися гончими Кишенского и постоянный подбор не могли устранить этой масти, которая выкидывается и теперь. Так, в этом году я видел у Н. П. выжлеца вполне типичного, его собак, у которого одна сторона была правильно-серая, а другая масти арлекина по этому серому фону. Выражение С. С. Кареева «английские арлекины» доказывает только, как вообще мало интересовались гончими породами псовые охотники, если не предположить, что эти «английские арлекины» были действительно ублюдками этих двух пород, что возможно ввиду того, что для английских, в общем очень не крепких пород, масть арлекинов в подмеси прямо фатальна и вряд ли может устраниться каким бы то ни было подбором. С другой стороны, в английских породах если есть что крепкое, наследственное, то это пегая масть, которая, очевидно, должна была бы отразиться на арлекинах, если эти последние имели произойти от английских гончих. Между тем арлекины были единственные русские гончие, для которых белые отметины всегда считались и считаются признаком некровности и нетипичности. Да, впрочем, и та всегда неизгладимая печать подмеси английской гончей, которая легко улавливается привычным глазом в далеких поколениях, вполне отсутствует у арлекинов, о происхождении которых можно делать какие угодно догадки, но только не производить их от английских гончих, с которыми они не имели общего ни одного намека. Для решения вопроса о происхождении арлекинов приходится обратиться к характеризующим их особенностям. Заметим прежде всего, что арлекин есть гончая Южной России, где и надо искать ее появления, быть может, на юго-западе в Малороссии, как думает Кишенский. На севере арлекины если и были, то сильно перемешанные с другими собаками. Вернее, на севере России встречались всевозможные гончие только с невырождающейся мастью арлекинов. У северных охотников мало сохранилось и преданий об арлекинах, и все разнохарактерные, очевидно, сюда чистые арлекины почти не дошли. Северные охотники мало их знают, их достоянием были гончие татарские и помеси этих последних с местными травильными собаками (старинные русские) и с лайкой (русские крутогонные). Кишенский в своем первом описании, крайне поверхностном, очевидно, не знал, на чем остановиться среди мелких невзрачных собачек — арлекинов только по масти. Вторичное описание его, по преданиям, совсем иное, чем первое, и близкое к Губину, уже близко к истине. В Южной и частью Средней России арлекины очень ценились и были сильно распространены. Но для характеристики их назначения важно заметить, что их держали часто только по несколько собак или смычков при охотах (о чем упоминает и Дриянский). Еще характернее сохранившееся по сие время их бывшее название клещей (в отличие от крючков костромских и русских, прозывавшихся так за искусство в гоньбе и сметливое мастерство). Самое название указывает, что их первое назначение было как собак травильных на сильного зверя, вероятно кабана и медведя, опасного для стай. Отличительные признаки клещей арлекинов от прочих местных гончих «гончие рослые», «подрывисты, ребристы и высоконоги», «вид всегда серьезный и понурый», «голова короткочутоватая», «спина без всякой напружины», «лапа круглая», «шерсть очень короткая, но грубая», «характер скоросый, серьезный, упрямый и понурый», «злобны отчаянно, азартны не в меру». Даже самая манера залавливанья на гону и стремление захватить и сперечить зверя — остаток развивавшегося от поколения к поколению приема травильной собаки. Почти несомненно, что все эти особенности внесены в породу какой-нибудь породой догов, скрещенной с имевшимися налицо русскими гончими. Дог дал силу в схватке и росте, короткую шерсть, округлый лоб, упрямый и скоросый характер, округлую коротковатую морду, уши, заворачивающиеся вперед на хрящах, а главное — отчаянную злобность и челюсти-клещи. От него же перешла к новым собакам и оригинальная, характерная для них тигровая масть. Весьма возможно, как это предполагает Кишенский, судя по этой масти, что это был именно далматский дог. Русская гончая передала в общем свой склад, свои способности гончей, свой голос. Труднее решить, когда укоренился в новой породе молочный глаз, который в общем должен рассматриваться как признак альбинизма вследствие вырождения. Такой глаз встречается часто у догов, но мог укорениться уже и в помеси от кровосмешений, если принять во внимание, что арлекинов вначале держали при охотах понемногу. Историю возникновения породы гончих-арлекинов нужно, вероятно, представлять себе таким образом. На севере существовала сильная и злобная травильная лошья собака, которая, распространяясь постепенно в своих помесях с гончими на юг, в форме прямогонной гончей, постепенно уступала свои особенности зверовой травильной собаке, взамен приобретаемых способностей гончей. Поэтому на юге и сказалась прежде всего потребность подновить породу новой сильной и злобной собакой. Новая травильная порода распространилась по России, и Левшин, быть может, правильно не называл арлекинов специально гончими собаками. Но при ведении пород в ту пору не руководствовались студбуками, и рецепты «творить мастеров» помощью «неублюдков от легавых», вероятно, бывали в большом ходу. Лучший критерий для подбора — была непрерывная практика в поле, и неудавшиеся неублюдки исчезали в общей массе довольно скоро. Нет сомнения, что неублюдки гончих производились и от борзых и от волков, и тем больше от состоявших при гончих же травильных арлекинов. Постепенно эти неублюдки дали новую породу гончих-арлекинов, для которых особенности сводились главным образом к отчаянной злобе и оригинальной рубашке. Гончие арлекины имеют и до сего времени своих поклонников и сохранились до сих пор в весьма типичной форме. На выставках такие гончие, если не считать жалких собачек разного вида пестрой рубашки северных губерний, появлялись только один раз, в стае г. Соловцева из Пензенской губ. в количестве, кажется, 10 смычков. Известна большая стая арлекинов в Курской губ. у помещицы О. И. Улагай, но наибольшей известностью пользуются арлекины д-ра Витмана на Северном Кавказе как зверовые, страшно сильные и злобные собаки на крупного зверя. Д-р Витман сообщил как-то о своих собаках, что рост их достигает 16—17 вершков. По рассказам, замечательные арлекины ведутся в большом размере в крупной охоте в Земле Войска Донского. Примечание К. В. Мошнина.

(92) Огар означает по-польски гончую.

(93) «Очерки охоты в Юго-Западн. крае». — «Ж. импер. общ. охоты», 1875, XII.

(94) «Зап. об охоте в Ковенской губ.». — «Ж. импер. общ. охоты», 1876, Х.

(95) О курляндских гончих, брудастых, длинношерстных и короткошерстных имеются лишь отрывочные сведения опять-таки только у русских охотников.

(96) «Заметки об охоте в Привисленском крае». — «Прир. и охота», 1879, IV. Еще ранее в «Ж. охоты и коннозаводства» Недолин упоминал о каких-то литовских длинношерстных гончих с большими ушами у г. Полетилло в Люблинском у.

(97) «Записки о руж. охоте с гончими». — «Прир. и охота», 1879, VII, стр. 17—19.

(98) «Гончие Черниговского полесья». — «Охотн. газета», 1890, стр. 51—53.

(99) Кишенский говорит в «Записках» (1879), что некогда существовала порода гончих белых в мелких желтых крапинах, легкого склада и что он слыхал, что лет 50 назад существовали стаи этих собак: лет 15 назад (т. е. в 60-х годах) у него была гончая этой масти, но, вероятно, уже мешаная; она хорошо гоняла по всякому зверю. Кроме того, он упоминает о каких-то виденных два раза гончих дымчатой масти без подпалин, небольшого роста, длинноухих и, должно быть, очень пеших: их называли ему шведскими (!) гончими. (100) «Охота в Крыму». — «Природа и охота», 1884, X, 32, 35.