Байки - В последний день сезона

Осень, промозглая поздняя осень. Давно закончилась пора золотого листопада. Берег озера встретил Серегу завыванием ветра и шелестом холодного дождя. Лодка покачивалась у причала, и не было никакого желания садиться на мокрое, разбухшее за ночь сидение. До рассвета на днище набралось несколько ведер стылой воды, ветер набросал сверху опавшей листвы и разметал по всей корме приготовленную охапку тростника. Тростник для шалаша был заготовлен еще вчера. А каких трудов все это стоило! К концу октября на озере уже не так просто замаскировать лодку. Все продуваемые ветрами тростниковые мысы, все островки-кусты, где прежде было так ловко затаиться с чучелами на пролете и ждать, высматривая в бинокль утиные стаи, все это в прошлом. Шторма разметали тростники, пригнули заросли куги и камыша. "Кусты" стоят посреди плеса как остовы погибших кораблей. Нет, не просто сейчас, выкинув пластиковые обманки, надежно укрыть от осторожного утиного глаза старую, латаную лодку. Была у Сергея смутная надежда еще с вечера нарезать несколько охапок тугих стеблей и использовать побуревшие, шелестящие тростничины для завтрашнего шалаша, но, увы, даже в самых затаенных лесных болотинах качество материала для шалаша было плачевным. С огромным трудом ему удалось набрать самую малость из того, что требовалось. Вдобавок ко всему еще пришлось нарезать немного старой осоки - тоже сгодится! Уже по темному при свете карманного фонаря пришлось раскладывать все хозяйство на корме лодки, разложить чучела, приготовить весла...


Утро выдалось темное, пасмурное, как бывают темными и серыми рассветы в это время года, когда все краски пробуждающегося дня состоят из темных, свинцовых оттенков. Лодка легко скользнула от старого причала. Берег постепенно растворился в темноте. Дальше только по ориентиру, по звездам, которые неясно пробиваются сквозь пелену облаков. Обернувшись, Сергей привычно наметил то направление, в котором следует двигаться, потом посмотрел назад, в сторону кормы. Слева мерцал огонек базы, справа ярко горела крупная незнакомая звезда. Значит так и следует идти, теперь надо, чтобы огоньки-маячки так и светили всю дорогу слева и справа. Бывает, размечтаешься, задумаешься о чем-то своем, а лодку уже немного развернуло и мерцающий свет звезды, которой полагается быть слева за кормой, уже светит откуда-то сбоку. И тогда надо немного поправить курс парой сильных гребков весла. На большом озере это единственная возможность двигаться прямо. Через полчаса берега превращаются в темную полоску, а затем и вообще начинают сливаться с сереющим небом, а теплое мерцание звезды и огонька на причале не дадут сбиться. Скрип, скрип, - левая уключина начинает поскрипывать, нарушая ночную тишину и отвлекая от неторопливых мыслей. Плещет в борт волна, сейчас еще тихо, а когда рассветет, то она наберет силу и тогда уже лучше не подставлять ей свой борт, а идти по плесу хитрыми галсами. Серега по привычке опускает в воду левое весло, опускает глубоко, до рассохшейся уключины - это поможет, теперь можно снова грести и слушать тишину.


Скоро в плавный ход мыслей врывается нарастающий шум прибоя, это лодка незаметно подошла к острову. Надо взять немного правее, а то вынесет на песчаную отмель, прибрежные камышинки уже шуршат по днищу лодки. Еще десять минут, и лодка, обогнув мыс, заходит в тихую, укрытую от ветра протоку. Теперь близко, теперь уже рукой подать. Пар вырывается изо рта, зябнут руки. Подмораживает. Чучела покрылись тонкой коркой льда. Это плохо. Блестящая поверхность обманок насторожит осторожную птицу, тогда только в утреннем сумраке она не заметит подвоха.


Вот и знакомый мыс. Луч фонаря выхватывает поредевшую стену тростника. Блестят, покачиваясь в воде, ветви ольхи. Непросто выбрать место, где спрятать лодку. И там будешь сидеть как на ладони, и здесь сплошные проплешины. Нет, все-таки именно здесь, дальше еще хуже. Через пятнадцать минут все приготовления к охоте закончены. Чучела раскачиваются на поверхности плеса, лодка укрыта в прибрежных зарослях. Из тростникового запаса, что лежал на корме, сделано укрытие для кормы и носа, прикрыты борта. Осока разложена на днище лодки, маскирует внутреннюю поверхность. Теперь ожидание. Надеяться на зрение пока еще рано, еще слишком темно. Только чуткое ухо может уловить свист крыльев. Но и стрелять тоже не годится, надо бы подождать еще с полчасика...


Дневной свет приходит внезапно, только что было темно и сумрачно, еще пятнадцать минут назад глаза с сомнением рассматривали темные точки у противоположного берега протоки (не стайка ли уток отдыхает?) - и вот уже сумрак растворился в великолепии тихого утра. В воздухе замелькали снежинки. Морозец прямо на глазах начинает сковывать заливы. На молодой ледок опускаются белые, пушистые снежинки. Напрасно глаза в бинокль рассматривают поверхность озера, напрасно. Уток нет. Не слышно ни единого выстрела. Впрочем, кому стрелять-то? Во всей округе только два охотника и есть, Серега да его отец. Только ночной путь отца пролег в другое место, он подался в противоположном направлении. Но если батя выстрелил, то, пожалуй, он бы услышал. Но тихо. Надо попить чаю и плыть в соседний залив. Уток нет, так поищем щук. Охотник с треском покидает свое место. Лодка, ломая тростниковые заросли, тяжело вываливается на открытую воду. Сергей быстро собирает чучела и аккуратно раскладывает их на стланях лодки. Острова и гладь воды смотрят торжественно и печально. Тихо и пустынно. Лодка легко скользит вдоль берега. От места охоты до щучьей заводи не более десяти минут хода. Но сначала надо высадится на остров - и ноги надо немного размять, и чайку в котелке вскипятить. Хотя островов в округе много, но для чаепития у Сергея присмотрен "свой", специально для этого выбранный. Была и "знакомая" заводь, где так ловко было приткнуть лодочку, и старое кострище у разлапистой ели всегда встречало его как старого друга. Серега высадился на отлогий бережок, черпанул в старый армейский котелок озерной воды и занялся костром. Как человек, безумно влюбленный в свое озеро, он никогда не позволял себе использовать на растопку березовую кору. Зачем? Рядом мелкий ельник, а под нижними лапами, у самого ствола всегда вдосталь мелких и сухих в самую непогодь мелких веточек, а найти сухую упавшую ольшину и вовсе было делом простым. Несмотря на сырую погоду, на то, чтобы разложить костер и вскипятить воды, ушло не более двадцати минут. Пока чаинки медленно оседали на дно котелка, можно было нанизать на палочку кусочки колбасы и белого хлеба вперемешку с ломтиками домашнего сала. Рядом на пеньке стоял уже залитый кипятком пластиковый стаканчик супа-пятиминутки. В своих жизненных принципах он всегда исходил из того, что любое дело должно приносить радость и удовлетворение, чтобы все было со смаком. Вот и сейчас вроде бы и обед закончен, а просто так встать и направиться к лодке было бы отступлением от правил.


Надо было, чтобы ощущение сытости незаметно расползлось по всему телу, а мысли и чувства пришли к взаимному согласию. Глаз ласкал зеркало разлива, грудь вбирала в себя настоянный на хвое и запахе воды и свежести воздух. Нет, спешить никуда не годилось. Пятнадцать минут послеобеденного отдыха и молчаливого созерцания. О многом он мечтал в далекой суетливой Москве - и об озере, и об утиных стаях в звездном небе, и об этих минутах он тоже мечтал. Мысли о предстоящей рыбалке текли так же спокойно и неторопливо. Сергей лениво обдумывал, с какого мыса ему ловчей зайти в залив, как его лодку будет тихо проносить мимо щучьих зарослей. Он думал, какую бы блесну предложить сейчас щукам, но потом решил, что, скорее всего, этот выбор в любом случае будет скорее субъективным, нехотя поднялся с поваленной сушины. Осенний день короток, а успеть надо многое. Во-первых, надо сжечь весь оставшийся после себя мусор, затем сполоснуть котелок. Потом, сев на лодочную банку, надо прямо сейчас перевязать поводок и блесну, чтобы там, уже на месте ловли, не терять дорогое время на ненужную возню. Якоря с собой не было, а значит, любое замешательство оборачивалось потерей времени и расстояния, лодку будет сносить, и к этому надо подготовится прямо сейчас. Покончив с этим, он забрался в лодку и неторопливыми гребками направил ее к знакомой выемке у противоположного берега протоки.


Заводь встретила непривычной тишиной. Остервенелый ветер трепал где-то над головой верхушки сосен, а здесь, прямо под берегом, в тростниковых джунглях было тихо и тепло. Опять с новой силой замелькали в воздухе снежные разряды. Там, на просторе, снег летел наискось, почти параллельно поверхности воды, но здесь, под пологом леса, он медленно и торжественно опускался на темную и таинственную воду. Молодой ледок схватил все щучьи отмели. Снег сделал границу между льдом и открытой водой более четкой, зримой. Белое поле льда и черная поверхность воды. Перчатка смахнула снежинки со спиннинга, с катушки, коробки для приманок. Блесна порхала в воде как мотылек. Снасть вибрировала, дрожала. Где-то стоят плоскомордые рыбины? Щука ударила по блесне уверенно и нагло. После подсечки рыбина бросилась в заросли редкой куги, леска чиркнула по поверхности, оставляя на маслянистой воде пузырчатый след. Но все напрасно, и скоро она уже ворочается на стланях. Лодку неторопливо проносит вдоль стенки зарослей, и пока она проскакивает интересный коридор между кувшинками, к первому трофею добавляются еще пара щук. Холодно. Мороз схватывает лежащую на стланях рыбу, а припорошенная снегом, она напоминает новогодние игрушки. Только когда лодке вышла за мыс, стало понятно, как разгулялась непогода. Снежные вихри, пронизывающий ветер, темная свинцовая волна. Гнать лодку против такой волны трудно и непросто. Медленно текут минуты, и Сергею кажется, что ничего нет вокруг кроме темной волны, холодного ветра и тяжелых взмахов весел. Неожиданно у дальней протоки, у самой кромки камыша, его глаза замечают знакомую темную точку. Утка! Да, это она. Птица снует у самой кромки зарослей, то появляясь, то снова пропадая. То, что это нырок, стало ясно сразу, но почему он один? Последняя утка уходящего сезона, последняя забытая сородичами в этой снежной круговерти. Утка то заплывает в заливчик, то снова начинает отдаляться от берега. Хорошо, что ветер дует от птицы, и она все время вынуждена сидеть головой и грудью к ветру, ветер ей тоже слепит глаза. Серега как можно ближе прижимает корпус лодки к стенке тростниковых заломов, начинает скрадывать птицу, до нее пока далеко, добрая сотня метров, никак не меньше. Чернушка (а это именно она) на время заплывет в залив, и лодка успевает проскочить десяток метров. Уточка замечает опасность, когда расстояние между охотником и жертвой сокращается до сорока метров и, сорвавшись низом, суматошно начинает брать разбег. Первый выстрел, и дробь вспенивает воду сзади размытого утиного силуэта. Второй выстрел оказался более точным, и птица ткнулась в пенные барашки волн. Красиво упала.


Стоило только старой посудине отойти от спасительного берега, как непогода со всей яростью набрасывается на ее шершавые от старой краски борта. Стиснув зубы, он начинает выгребать против волны. Лодку подбрасывает, весла норовят сорваться с уходящего под днище мутного вала. Когда Сергей наконец подгребает к добыче, то видит, что птица все еще жива. Очень неприятная эта процедура, добор подранка. Рукоять тяжелого ножа два раза опускается на затылок жертвы. В глазах птицы чудится боль и удивление. За что? Почему-то сегодня это особенно неприятно делать.


Теперь надо развернуть лодку и двигать в другую сторону, пора на базу. Опять волна и ветер, опять красные от холодной воды, озябшие руки. Над простором озера уже вовсю гуляет метель. Все в снегу, но особенно жаль ружье. По-тихому, то, пожалуй, за полчаса можно добраться до причала, а сейчас надо брать на час, а то и полтора больше! Очень медленно сокращается расстояние до старой знакомой ольхи. Дальше будет проще, за ольхой заводина, стена леса, там можно шмыгнуть под берег, там все проще, и накат меньше, и парусность ни в какое сравнение, - совсем легко аккурат к темноте добраться. В этот момент слева возникает силуэт лодки. Это настолько неожиданно, что Серегу как током ударило. Откуда? Кто? И тут он видит, что это... пустая лодка. Да, но кроме его и отца сейчас на озере никого нет! Пустую лодку болтало на белых гребнях волн, и было что-то в этом было по-настоящему зловещим, как появление Летучего голландца - вестника смерти. Это отцовская лодка! Ветер как раз дует с его залива, вот и притащило. Но где же он сам? Впрочем, все это пронеслось в сознании охотника всего за одну секунду, лодка была явно больше той, на которой уплыл отец, ее поверхность была засыпана толстым слоем снега. Не та, ее попросту где-то смыло! Боже, какое облегчение! Лодка еще долго мелькала перед его глазами. Попытки догнать ее в такую погоду были бессмысленны и опасны, ее несет как раз центром плеса, в самой "трубе", так что если и догонишь, то с ней, такой большой и склонной к парусности, выгрести обратно под берег будет очень трудно, да, пожалуй, и невозможно. А кружить в центре плеса, бросив весла, для того, чтобы ее привязать к собственной корме, тоже чревато опасными последствиями. Ничего, позже он расскажет об увиденном на берегу, нерадивый хозяин сядет в моторку и быстро догонит беглянку.


Но появившиеся в груди беспокойство за близкого человека все равно осталось на сердце ледяной глыбой. Голос внутри пытался успокоить, он твердил, что все будет хорошо, отец уже, наверное, давно сидит в теплом вагончике и кипятит чай. Он же старый и опытный охотник, он, наверное, уже давно смекнул, что в такую круговерть не до охоты, да и плыть ему по ветру, то есть гораздо легче и быстрее.


Причал был пуст. Он затащил подальше свою лодку на берег и даже поставил ее носом к воде, чтобы волна, разбиваясь о корму, не перехлестывала через борт. Перетащил в теплый вагончик ружье, рюкзак, плащ. Повесил на вбитый в наружную стену лодочного сарая гвоздь свою чернеть. Потом он сидел в вагончике: развесил сушиться над печкой одежду; протер насухо и смазал ружье. Уже давно закипел чайник, а отца все не было и не было. За окном уже давно стемнело. Била в берег волна, тревожно стучали по стеклу ветки клена. Сергей уже несколько раз выскакивал на берег и все надеялся увидеть приближающуюся лодку. Время тянулось ужасно медленно. "Еще пол часа и придется плыть искать батю". В голову лезли самые мрачные мысли. Кто знает, на охоте бывает всякое...


Всякое может случиться на воде, и лодку можно нечаянно прострелить, и за борт свалиться, да и не молод, сердечко у него давно не пламенный мотор... Стлани, наверное, все льдом покрылись. Сидит, может, сейчас весь мокрый на острове, нет, придется все-таки плыть и искать. Только как, накат идет прямо на причал, ветер не только усилился, но и сменил направление. При такой волне даже отвалить от берега трудно, а если плыть к тому заливу, то... тогда на это уйдет не менее двух часов, и то если повезет...


Прошел еще один час, уже давно была ночь, стемнело часа два назад. Сергей оделся и вышел из вагончика. Снег залепил стену старого лодочного сарая, кровь из разбитой головы чернети застыла в виде багровой сосульки на клюве птицы.


И вдруг он вспомнил про директора базы, приятнейшего во всех отношения старичка, что уединенно жил на базе со своей женой. У него же моторка! На моторе-то даже против волны доскочить до дальнего залива дело пятнадцати минут, рукой подать. Надо сходить к нему и все объяснить. Они с его отцом почти приятели. И вообще приятный же дедок и говорит хорошо и внешность располагающая, словом отличный дед. Еще вчера вечером они все вместе, втроем просидели далеко заполночь, обсуждая самые разные приятные темы и охоту, и рыбалку и жизнь озера.


С чувством некоторого облегчения он, взяв плащ и прихватив фонарик, направился в сторону террасы стоящего на опушке леса дома. Он шел по скользкой тропинке, но тем не менее все время оборачивался, вдруг появится у причала знакомая лодка, вдруг послышится сквозь рев прибоя скрип весел. Ему всегда неловко просить постороннего человека, вдруг и так все обойдется.


Дед выслушал Серегины слова удивительно спокойно и равнодушно. Нечего в такую погоду мотаться по озеру и вообще у него сейчас куча дел, вот, к примеру, старая катушка на спиннинге скрипеть начала, а завтра, если погода стихнет, то можно было бы пройтись дорожкой у затопленного острова. Слова срываются с губ сухо и зло, и Сергей вдруг почувствовал, как ему становится стыдно, стыдно за себя, за свою доверчивость. Потом за непонятным чувством стыда пришла волна злости и разочарования. "К черту! Сам справлюсь, я сильный, я упрямый. Лучше сесть в лодку и, взяв в руки весла плыть туда, где нужна моя помощь и меня ждут, чем стоять перед таким, как еще вчера казалось знакомым и порядочным человеком, и уговаривать, просить о помощи",- он молча развернулся и пошел к причалу, а ему в след все еще несутся бормотания о том, что ничего страшного в этом нет, что вообще-то сейчас можно очень неплохо переночевать на острове, нашел выворотень, развел костерок и жди утра и тихой погоду.


Он отвернул голенища болотников и со злостью зашел в воду, пытаясь развернуть лодку, развернуть носом в сторону воды. Это не просто, ветер и волна норовят вырвать из рук мокрые и покрытые льдом борта. Корпус посудины парусит, и лодку так и норовит выбросить обратно на берег. Сейчас самое трудное - отвалить от берега и уйти за полосу прибоя. Проверено. Дальше будет хоть и трудно, но все равно проще, чем сейчас. Странно, но физические усилия несколько притупляют ощущение обиды и разочарования от недавнего разговора. Так проще морально, ведь проще требовать с себя, чем просить других. Как часто в последующей жизни ему еще придется испытывать это странное чувство. Как велика разница между приятным общением и реальными поступками людей. Между словом и делом...


Эта история закончилась в тот момент, когда он уже отходил от берега, внезапно в темноте ночи он увидел темный силуэт отцовской лодки. А потом они с батей долго сидели в вагончике и пили чай, сушили его промокшую одежду, и Сергей корил, ругал его самыми непотребными словами. Вроде бы и стыдил родителя, а на душе у него вдруг стало хорошо и спокойно, что близкий и родной человек жив и здоров и все закончилось благополучно. Ни это ли главное? А потом было утро, чистое и спокойное. Озеро было похоже на большое старое зеркало и одновременно на загадочное живое существо. Озеро дышало, - ему так трудно было сразу успокоиться. Ночной мороз сковал все заливы, все до единого, а острова стояли густо покрытые снегом, будто поседевшие. Водомет, разрезая тупым носом густую стылую поверхность, уже уносил их в сторону далекого поселка, увозил домой. Охота закончилась. Они сидели в теплом, пропахшем соляркой кубрике, где кроме них и дымящего "Примой" в рубке моториста, никого больше не было. Они сидели, вытянув ноги на мокрых, не успевших еще высохнуть рюкзаках, где среди самого охотничьего скарба лежала, упакованная в целлофановый пакет уточка-чернеть, последняя утка ушедшего сезона...